Неономады и Автохтоны

05.03.2019 - 30.04.2019

Персональная выставка в галерее Академии изящных искусств и рисунка, Флоренция, ул. Рикосоли 68

Андрей Есионов заявил о себе в российском мире живописи неожиданно, вызвав неподдельное изумление и получив незамедлительное признание критики. Очень скоро его имя стало известным и мировому искусству. Это отмечает Александр Боровский в своем обстоятельном предисловии к каталогу персональной выставки художника «Отражения. Акварели и рисунки Андрея Есионова», прошедшей в 2016 году в Государственном Русском Музее в Санкт-Петербурге. Александр Якимович, автор аналитического эссе, посвященного искусству художника, без колебаний заявляет о «феномене Есионова». Эту точку зрения разделяет также московский искусствовед и писатель Александр Рожин, представивший работы художника на недавней выставке «Искусство преображений», прошедшей летом 2017 года в Самарском областном художественном музее.

Есионов, вынесший впервые свои работы на суд публики, предстал зрелым мастером, готовым к испытанию живописью. Его появление было стремительным и пришел он, по образному выражению Якимовича, «ниоткуда», подобно Минерве, рожденной, как повествует греко-римский миф, во всеоружии из головы отца богов Юпитера и ставшей символом порождающей силы мысли, сопряженной с воинственной Премудростью и предприимчивостью. В действительности же художник, уроженец Ташкента (Узбекистан), ещё в 1981 году окончил специализированную художественную школу по специальности «художник-график», а затем продолжил обучение в Ташкентском государственном театрально-художественном институте им. А.Н. Островского. Работы молодого автора привлекли внимание старших коллег и критиков, но его выбор пал на предпринимательскую деятельность, путешествия и накопление жизненного опыта. При этом он не покинул окончательно художественное братство (с 1995 года Есионов состоит в Творческом союзе художников России), хотя и предпочитал оставаться в тени и держаться особняком.

Но все же в упрочившемся творческом арсенале Есионова доминирует, безусловно, акварель на бумаге - техника, отличающаяся сложностью и таящая в себе многочисленные вызовы, которой художник основательно овладел еще в молодые годы. Именно к этому средству он обращался и продолжает обращаться для визуализации внутренних образов, накопленных некогда в прошлом и выраженных в настоящем. Он фиксирует эти образы на листах формата, встречающегося не так часто ( 76 x 56 см, 104 х 65 см ) по вертикали. Фигуры незнакомцев, городские животные, городской ландшафт составляют его излюбленные сюжеты.

Если вновь обратится к наблюдениям Боровского, Есионов, находясь «вне истеблишмента», был волен выбирать темы и сюжеты, к которым относились с подозрением в официальной «системе» искусства: «Будучи внесистемным, Есионов смог взяться за большие задачи в тематической живописи. Те, кто следует художественной карьере в рамках институционных и академических, вынуждены проходить через определенные этапы, им позволено обращаться к столь обязующим сюжетам только после приобретения привилегий опыта и официального признания» (из каталога Отражение, Санкт-Петербург, 2016, с. 5).

По существу, пространство, которое отвел для себя Есионов, это пространство свободы, где он освобожден от обязательств и ритуалов и может себе позволить окунуться без оглядки - тут подспорьем ему служит великолепная техника - в многолюдный океан иконографии мира.

Глядя на обитающих на листах Есионова прохожих, уличных артистов, лошадей, впряженных в коляски, может показаться, что он смотрит на мир взглядом репортера, искушенного исследователя рода человеческого, что взор его настигает одинокого прохожего или же толпу людей в момент передвижения, остановки, непостижимых разговоров, спонтанных и незначительных поступков. Даже изображая животных, он прослеживает и запечатлевает изменчивый облик их тел - это некие таинственные живые оболочки, населяющие неорганическую проекцию глобального урбанизма из сплошного железобетона, металла и стекла. В действительности же в повествовании, выстроенном Есионовым на образах, уровни описания зачастую многослойны: при повторном и более внимательном взгляде многие сцены раскрывают иное пространство, иную, вселяющую тревогу, грань, выход в иное измерение, опосредованное символами либо аллегориями, измерение, принадлежащее сфере спокойного сна, или, быть может, кошмара. Достаточно просмотреть 40 листов, подобранных Есионовым для выставки в Академии изящных искусств и рисунка во Флоренции, чтобы ощутить, как в казалось бы в обыденных сюжетах проступает на поверхность символический смысл, как призраки авторской мысли наделяются воображаемой жизнью посредством умело переданных характерных черт и признаков.

Есионов возвращается к полной отдаче живописи по прошествии двадцати лет успешной предпринимательской карьеры. Это возвращение ознаменовано успехом выставки «Москва и москвичи», состоявшейся в Москве и в Париже в 2013 году. За это время в России произошли крупные политические изменения - от эпохи, ознаменованной такими ключевыми концептами как «гласность» и «перестройка», до распада Советского Союза в 1991 году, протекавших на фоне коренных изменений в шкале ценностей и социальных поведенческих моделях. Здесь уместно привести слова Руслана Иргашева, искусствоведа и давнего друга Есионова. Говоря о выставке «Войти в реку дважды», организованной Государственным музеем искусств Узбекистана (2017), Иргашев отмечает, что «в начале девяностых в социальной и политической жизни страны произошел тектонический сдвиг», а именно в это время Есионов покидает Ташкент и переезжает в Москву.

Как протекали эти два десятилетия для латентного художника-Есионова, живущего внутри Есионова-предпринимателя? Безусловно, они не прошли даром, поскольку благодаря профессиональному образованию, полученному в молодости, и личной уникальной способности схватывать на лету все окружающее, преобразовывая его во внутренние образы, он накопил сокровище - своеобразное виртуальное образное наследство. Типажи, сцены, композиции, виденные им на родине и во время зарубежных путешествий, откладывались в его памяти, образуя архив потенциальных полотен. Достаточно было изъявить желание или получить возможность работать, и они незамедлительно могли воплотиться в реальные изображения. Иргашев писал, что «этот период не был паузой, но временем интенсивного накопления опыта и профессиональных навыков, которые в должное время достигли кульминации в сегодняшем художественном «взрыве» мастера». Если обратиться к теоретическому языку эпохи раннего Возрождения, в эти годы Есионов практиковал ментальное, «внутреннее рисование», которое нуждалось только в физическом, «внешнем исполнении» для того, чтобы проявить себя. Это именно то, что произошло в действительности, обеспечив художнику надежный старт и интенсивную деятельность, размеренно отмеченную вехами выставок в престижных музейных пространствах.

По завершении первого этапа, принесшего художнику нарастающую известность (этот период вобрал в себя создание таких знаковых портретов известных русских деятелей, как президент СССР Михаил Горбачев, космонавт Алексей Леонов, кинорежиссеры Эльдар Рязанов и Владимир Наумов, модельер Вячеслав Зайцев и чемпион мира по шахматам Анатолий Карпов), Есионов расширяет горизонты своего творчества и посвящает себя созданию значимых и сложных образов на религиозную тематику, запечатлевая их в живописной технике.

Так в серии, посвященной уличным артистам, типично эскизная тема развивается в фантастических вариациях. Что это за косое лезвие синевы, спрашиваешь себя, что коснулось ног певца в майке, который вдохновенно обращает парящим в небесной выси птицам свою песню в работе «Ода небу»? И кто этот иссиня-меланхоличный двойник, повисший в воздухе над темнокожим гитаристом в бермудах, сидящем у моста, над которым реют ястребы, в «Секретах Алехандро»? И кто выдувает мыльные пузыри (древний и верховный символ тщетности любой красивой вещи) - молодой игрок на барабане, пристроенном на тротуаре? И что означают выцветшие ноты с надписью «Шопен» в руках музыканта, играющего на традиционном ударном инструменте - джембе?, украшенном металлическими пластинами? И какие именно арии исполнил чернокожий скрипач, вставший на колени в ожидании милостыни неподалеку от витрины с двумя белыми манекенами?...

Серия «Дым в большом городе» отталкивается в смысловом плане от знаковой дерзостной фигуры девушки в джинсах с большой сумкой через плечо, которая шагает по тротуару и выдыхает вызывающее облачко сигаретного дыма. Еще идущие девушки. Одеты современно - гладкие блестящие чулки, драные джинсы. Улыбаются, как улыбаются на мгновенном дружеском снимке. Другая вот-вот побежит - взгляд исподлобья, словно контролирует неподвижное присутствие двух женских манекенов, заточенных в клетку из стекла. А вот прохаживаются, расслабленно и беззаботно, еще две девушки, в то время как две собаки настроились на спаривание: мягкая ирония? знак взаимного безразличия? проявление тайного желания?... В «Отражении» (эпоним выставки 2016 года) путешественница остановилась, чтобы проверить мобильный, поодаль от нее стоит смотрящий куда-то вдаль мужчина, вывеска Vino Chianti на двери розовато светится Италией. Будничные моменты, tranche-de-vie на улицах русских мегаполисов (или американских, или европейских, или азиатских), которые рассказывают больше нежели мы видим, вызывая порой вопросы без ответа.

Небольшая серия, посвященная детям, знакомит нас с юными спортсменами в момент отдыха, маленькую художницу в кроссовках, в окружении своей мечты - будущих тонких щиколотках, на которых красуются будущие красные туфли на каблуке, мальчишка с восточными чертами лица, увлекшийся, впрочем не так сильно, строем роботов, с которыми он наверняка умеет обращаться. Разительные жизненные зарисовки, достигающие своей кульминации в реалистичном предупреждении об опасности упасть для устремившегося за шариком ребенка, которое убедительно звучит в работе «Не ходи за шариком».


В работе «Время теней» на сцену выходят персонажи, представляющие азиатские народы (земляки узбеки?), которым чужд лоск большого города и которые скорее являются носителями старинного уклада и традиций. Пожилые женщины с повязанными платками головами и простоватые на вид мужчины в городском контексте с мчащимися по улицам машинами, к которым неудержимо врывается природа в виде пучка ослепительно-оранжевой морковки и ярко-красного арбуза, таинственно расколовшегося от удара по земле.

По-иному звучит тональность Автохтонов: сильные, решительные персонажи, бросающиеся в глаза на фоне неразличимого облика улицы, выходящие на первый план благодаря либо своей элегантности, либо солидности, либо безвкусию, но при этом неизменным стремлением к непостижимым для нас целям. Но вот две довольно пошловатые девчонки - убийцы с кинжалами - оставившие наподобие Юдифи на полу мужские черепа. А еще пожилые люди с собаками, ловкая девушка, которую преследует старик с тростью в руке, а вокруг них, словно в сказке, дождь из яблок. Загадочна сцена с мужчиной, назидательно говорящего что-то своих двум собакам, в то время как в воздухе появляются изгибающие спину коты: возможно это они несут в себе угрозу верным псам, внимающим хозяину. Безрассудное лихачество и эксцентричность скользящего на скейтборде по взлетной полосе парня перед посадкой самолета, который он не видит (и, судя по всему, не слышит). Символическая интонация, тайно пронизывающая сюжеты, среди которых особенно проникновенна «И снова Ева»: женщина, рядом с которой стоит спутник, протягивает руку, при этом палец в форме змейки утопает в белеющей пустоте (воронка? зеркало?), вновь поддавшись, вероятно, нашептыванию современного соблазна.

Что касается категории Неономады, в ней представлены разнородные люди, которых однако объединяет одно - передвижение, в том числе и на грани сюрреального, как например, темнокожий человек, застрявший на распутье трех дорог с указателями на Лондон, Гамбию и Луну, иными словами, на реальную жизнь, тоску по родным корням и утопический сон побега в иной мир. Недвижимым остается один персонаж, своего рода нищий, приспустившийся на землю: он живет таинственным раздвоением по ту сторону несуществующей преграды, возможно из стекла , либо из мыслей, его фигура реплицируется в необъяснимых, вызывающих тревогу вариантах.


А потом есть те, кто просто идёт. Поп, католический священник, или темнокожий в белой одежде: протагонисты безымянных путешествий, попавшие в кадр. Даже в самых рискованных ситуациях Есионов неизменно удерживает собственную позицию, оригинальность и интроспективность видения. Это особенно ощущается в блеске Венеции с чарующим садом, выходящим на канал, у готического или неоготического дворца, при этом составляющем всего лишь фон для изнемогающего темнокожего уборщика в окружении назойливых голубей.

Наиболее рискованная серия называется «Городской извоз», в которой фигурируют прогулочные коляски, запряженные лошадьми, для осмотра исторического центра городов - сюжет сам по себе просящийся на сувенирную открытку, либо на подслащенное олеографическое воплощение, уступая правилам само собой разумеющегося "жанра". Но Есионов властвует над ним благодаря фильтру человеческого соучастия, не лишенного при этом тонкой иронии и пленяющего отстранения. Вот отчего в изображениях прогулочных колясок, стоящих на заасфальтированных перекрестках, с их терпеливыми и утомленными от ожидания лошадьми, изображениях современных и вместе с тем устаревших, художник обращает наш взор на особую, древнюю связь - между человеком и лошадью, о которой он проявляет заботу. Эти отношения не утратили своей силы на протяжении тысячелетий даже в повседневной жизни города, вернее, городов мира.

Как было отмечено в комментариях к выставке «Равновесие», прошедшей в Национальной художественной галерее "Хазинэ" Государственного музея изобразительных искусств Республики Татарстан (2017), Есионов улавливает и передает в своих акварелях сложные ощущения - отношения в любящей паре, усталость старика (или же туриста, или бездомного), даже между лошадью и хозяином, улавливается глубокая связь, и делает это все внутри особого мира отдельных лиц возрастных и этнических различий.

Можно, однако, подвергнуть сомнению высказанную по поводу вышеупомянутой выставки мысль, что акварель сама по себе придерживается реальности и правдивости жизни, но именно в силу того, что тайный или явный аллегорический смысл, переданный символическими построениями, наделяют каждую из этих акварелей чем-то большим, нежели простое жизненное свидетельство. В этом смысле я целиком и полностью согласна с Рожиным, который, представляя акварели на выставке «Искусство превращений» (Самара, 2017) уточняет: «Он (Есионов), создатель уникальных метаморфоз, по-своему переводя на язык ассоциаций конкретно воспринимаемую, зрительно узнаваемую натуру [ … ] Его работы не стоп-кадры механического, оптического отражения сущего, а чувственное, безусловно достоверное преображение увиденного, проецирование отдельных натурных зарисовок, этюдов, живых, реалистически убедительных в мультизначимые аллегории».

Инструментарий Андрея Есионова - мастера акварели заключается не только в уверенной, но и безупречной технике в самом буквальном смысле этого слова, ибо известно, что пишущие акварелью не могут позволить себе допустить промах или исправления, не могут добиться света путем добавления, как это делается в живописи другими материалами, светлых тонов и чистого белого цвета. Свет несет в себе только чистый лист бумаги, и экспертам это хорошо известно, так что светлые тона требуют слегка окрашенного водянистого мазка, в то время как самое интенсивное свечение, то есть белые тона, совпадают с первозданной белизной, не зацветенной, «зарезервированной» бумаги. В Есионове поражает та уверенность, с которой он распределяет цвет, калибрирует светотень и, прежне всего, во всяком случае для меня, безраздельно властвует над тонкой процедурой «резервации» бумаги для белых цветов, создавая пучки света, разливающуюся лучезарность и, когда необходимо, четкий и тончайший контур, при этом его виртуозность позволяет ему показать нам сцену сквозь паутинку, как будто выглядывая из окна старого заброшенного дома. Разумеется, ничто не оставлено воле случая, в его блестящих работах подспудно работает путеводная нить контроля и даже скрупулезности. Сцены и фигура спланированы заранее на великолепных карандашных рисунках, в которых к контуру, нанесенному вибрирующей, но решительной линией, добавляются карандашным штрихом различной интенсивности, средние и глубокие темные тона. Таким образом контроль за каждой отдельной фигурой и его партитурой светотени (il suo partito chiaroscurale) осуществляется заблаговременно и выступает ориентиром в необратимом наложении цветов: в такой технике работали мастера в период от средневековья до Академии художества девятнадцатого столетия, когда рисунок, являясь воплощением интеллектуального замысла и ориентиров в ручном его воплощении, был возвышен над всеми другими принципами и рассматривался (как это делается сейчас в нашей академии, восходящей к учрежденному Вазари фонду) отцом, порождающим все другие виды искусства.

Сила света, заливающего пространство и фигуры, наделены особой мощью, и являют собой авторский признак акварелей Есионова. Лучезарность, порой расплеснутая, порой пульсирующая, переполняет композицию: внутренняя прозрачность придает формам кристальность - возможно, эта «гласность» отражает в себе устремление, концепт, установку, восходящую к юношескому периоду учебы Есионова - и вместе с тем пробуждает фантасмагоричные отголоски, растворяющиеся в водянистых мазках, из которых слагается несколько размытый и едва различимый фон.
Произведения Есионова находятся в музейных собраниях Москвы, Санкт-Петербурга, Казани, Самары, в его родном городе Ташкенте, а также выставляются в художественных галереях разных стран. Выставка во Флоренции знаменует возвращение Есионова к истокам западного художественного знания, она подтверждает и оживляет международный художественный диалог вокруг великих тем, осененный гуманизмом, ставящих во главу угла человеческую личность.


Андрей Есионов - человек в центре жизни

Кристина Ачидини, Президент Флорентийской Академии изящных искусств и рисунка